Однажды в приемный покой поступала роженица со свекровью. Женщина морщилась от боли, а свекровь едко пожирала ее глазами и цокала при каждой схватке, сетуя, какая та нетерпеливая. Роженице было хорошо за тридцать, плод был крупноват, свекровь вредновата, и я подумала, мало того что сегодня дежурная бригада родильного блока намучается с ней, так еще и, вполне возможно, дело закончится операцией. При сборе анамнеза выяснилось, что беременность первая и долгожданная. Еще лучше, подумала я про себя и пригласила роженицу на осмотр. Осматривая ее на кресле, я великолепно поняла, что роды не первые и проблем у бригады не будет. Я тогда была молодая и неопытная и с возмущением спросила: «У вас же не первые роды, вы, что, не понимаете, что ваша ложь меняет план родов и вы можете загреметь на операцию». В ответ на меня начало изливаться море слез и заклинаний не выдавать ее, что злючка-свекровь не знает про ее первый брак и ребенка, а узнает, будет грандиозный скандал. Я заверила ее, что это будет секретом для свекрови, но врачи обязаны это знать, так как от этого зависят наши действия. Мы вышли из смотрового кабинета с чистыми и ясными глазами, свекровь недоверчиво всматривалась в меня и пыталась выпытать, почему мы там задержались так надолго. Потом на меня излилось еще одно море слез, чтобы свекровь не попала партнером на роды, и мне пришлось изображать строгого недоступного и непонятливого врача, который тупой и не понимает, что вторая мама хочет поддержать дочку. Я твердила, что карантин в роддоме и не велено никого пускать. Устав биться со мной, женщина убежала жаловаться главному врачу.
Был случай, когда мы так и не добрались до правды. Поступила женщина с каким-то страшным диагнозом, вся бригада побежала на операцию, все закончилось довольно благополучно. Радости было много, и, когда заглянувшая санитарка попросила спуститься и объяснить все пришедшим родственникам, мы без задней мысли пошли в приемный покой почти всей бригадой. Ответственный дежурный врач с сияющим лицом, почти заключая родственников в объятия, объявила: «Великолепный доношенный мальчик – красавчик! 3600!» Наступившее при этом молчание очень нас смутило. Родственники непонятливо переглядывались, а мы опять громогласно объявили: «Великолепный доношенный мальчик – красавчик! 3600!!» Молчание нависло, как туча в приемном покое. Тут выступила пожилая женщина с вопросом: «Как доношенный? Как 3600? Они и познакомились только семь месяцев тому назад». Тут уже недоумевать пришлось нам. Чтобы уж совсем не попасть врасплох, мы быстро ретировались и, уже отступая в ординаторскую, перебирали самые различные версии. А все оказалось достаточно банально, женщина забеременела от одного, а замуж вышла за другого. Об этом почти никто не знал, в женскую консультацию она не ходила и всю беременность скрывалась от любопытных глаз. Мы стояли в реанимации, выслушивали, как первый ее бросил и ей ничего не оставалось, как выйти за другого, тем более он сильно ее любит. Внизу бесновались родственники, требуя дежурных врачей, исчезнувших в неизвестном направлении и так и не объяснивших, почему недоношенный ребенок вдруг стал доношенным с таким весьма приличным весом. А врачи в это время натурально чесали репу и придумывали что сказать, как сказать и, самое главное, кого отправить на съедение. Жребий кидать не пришлось, на съедение решили бросить самого опытного, старейшего на тот момент врача, убеленного сединами и отягощенного грустными умными глазами. Что уж она там несла и с каким лицом, мы не видели, так как решили не рисковать и не спускаться в приемный покой. Но родственники поутихли и, успокоенные, постепенно разошлись по своим делам. Убеленная сединами врач вернулась в ординаторскую, тяжело опустилась на диван и смогла произнести только, что, вроде, все нормально, никто убивать ни врачей, ни родильницу не будет, хотя угрозы были нешуточные.
Подобные случаи не единичные, в каждом родильном доме бывало такое.
Привирают или утаивают правду, непонятно, с какой целью, и на гинекологическом приеме. Может прийти молодая девушка и клятвенно заверять, что было… да… всего один раз и сто лет тому назад. Хотя вся истина открывается при гинекологическом осмотре. У одной на приеме я увидела классический свежий трихомонадный кольпит, и мне самой стало неудобно, как будто я ее в чем-то уличила. Когда диагноз подтвердил мазок на степень чистоты и девушка смущенно забормотала, что, да, один раз недавно, мне стало еще неудобнее, я не просила ее уточнять дату и количество раз. Я великолепно понимаю таких девушек. Я сама, уже будучи в продолжительном браке, начала рассказывать на приеме у гинеколога свой акушерский анамнез, молодой врач забыл о написании истории, сделал круглые глаза и подпер подбородок кулаком. Я почувствовала себя очень неловко, хотя мой анамнез и не был особо интересным, просто я честно рассказала все и подробно, что, видимо, редко кто делает.
Врач – своего рода священник, врачу, в принципе, неинтересно знать, сколько раз, с кем и другие интимные подробности. Все это нужно только лишь для правильной постановки диагноза и назначения лечения. И чаще всего врач помнит диагноз, а не лицо или имя пациентки. Надо мной подруги часто смеются: я с трудом запоминаю имена и лица, зато диагнозы помню почти все и нюансы этих диагнозов тоже. И не в обиду сказано, для врачей пациенты чаще безлики, врачи запоминают по специальности: хирурги помнят свой оперированный живот, офтальмологи – глаз, урологи и гинекологи свои рабочие места. Поэтому стремление пациентов что-то скрыть, недосказать, утаить приносит вред только самим пациентам.
Автор: Шолпан Сармулдаева