"Мама-наблюдатель" Айнур Абсеметова

О семье и традициях

Я родилась в традиционной казахской семье, мой папа – из Туркестана, мама – из Алматы. Мама – архитектор, папа – военный с невероятной харизмой и чувством юмора. Я родилась, когда им было 25-26 лет, самый расцвет молодости. Так сложилось, что родители уделяли мне мало внимания. Папа, например, до моего поступления в университет, не знал, в каком классе я учусь. Никто не отслеживал мои оценки, не учил со мной уроки. Я была предоставлена сама себе и всегда отличалась от родных. Я была нетипичной девочкой, не любила куклы и платья. Я читала много книг, смотрела образовательные программы. И даже когда родился братик, я не чувствовала себя его сестрой. Мне казалось, что это еще один персонаж из моей жизни.

Папино воспитание было консервативным и строгим. Я как примерная дочь должна была сидеть дома, заниматься, слушать родителей, все традиционно и без перекосов. Папа не разрешил мне пойти на выпускной. Я не встречала рассвет с одноклассниками, не танцевала, не веселилась. Сейчас я понимаю его. В 90-е годы мы жили в Шымкенте, и там был небывалый разгул бандитизма, девушек насиловали, крали. Отец пытался защитить меня. Но мне-то хотелось гулять, пробовать, смотреть, чувствовать! Тогда я дала себе клятву, что отдам родителям свой школьный аттестат – и все, как говорится, "до свидания!". Я стала ломать все запреты, пробивать "стены" и находить лазейки. Когда я впервые обесцветила волосы, а в 90-е так никто не делал, все были в шоке. Мама больше всего переживала, что отец выгонит меня из дома. Папа был просто в ярости: "Что это такое? Позор!". Я так оскорбилась. Мне было непонятно, как цвет волос может влиять на твое поведение и репутацию. Я брилась налысо, была хиппи, панком, могла исчезнуть на двое-трое суток, не сообщала, где я и что со мной. С моим парнем мы демонстративно целовались на перекрестках, он – лысый, и я – лысая, две оторвы. Мама, вероятно, поседела за время моей молодости. Но мне хотелось жить так, как я вижу. Мне всегда внушали, что я должна вести себя примерно, быть смиренной, скромной, кроткой, не должна привлекать к себе лишнего внимания и быть как все. Но я выбивалась из общей картины, боролась против жизненных взглядов родителей, которые были мне чужды.

О рождении сына и осознанном материнстве

Мамой я стала в осознанном возрасте, в 30 лет. Было довольно страшно, потому что я забеременела без мужа и потому что ребенок мог родиться с другим цветом кожи. Когда я узнала о своем положении, то в первую очередь пошла за советом к бабушке, которая жила в Алматы. Это был единственный человек, который поддерживал меня во всех ситуациях. Без тени сомнения она сказала, что надо рожать, а остальное неважно. Бабушка сказала, что это мой подарок свыше, а подарки не обсуждают. Беременность была просто волшебной, это самые красивые ощущения, которые мне когда-либо довелось испытать.

Когда настало время рожать, я не сказала врачу, что ребенок может родиться с темным цветом кожи. Жанали родился с пуповиной вокруг шеи, лилово-синего цвета. Врач подумала, что у него гипоксия и вызвала реанимацию. Я же в это время кричала, чтобы мне отдали сына. Мне казалось, что его заберут, подменят.

Первые 40 дней после рождения Жанали бабушка жила со мной, никому ребенка не доверяла. Ее присутствие было для меня самой сильной поддержкой, ведь мой отец, узнав обо всем, отказался от нас. Для меня это было сильным ударом. Несмотря на всю строгость, папа всегда был для меня супергероем, самым лучшим из мужчин. А тут такое решение. Позже он часто звонил, говорил, что любит и скучает, но для меня было важно, чтобы он публично признал нас, смог обнять. Но он мог позволить себе любить нас только на расстоянии.

В отличие от отца, у мамы, наоборот, проявилась необычайная любовь к моему сыну. Она очень внимательна, рисует с ним, смотрит мультики, прислушивается к его желаниям. Да, наши принципы воспитания не всегда совпадают, но мы учимся находить точки соприкосновения. Я предполагаю, что через Жанали мама пытается выразить свою любовь ко мне, реализует то, чего не делала со мной. Мне приятно наблюдать за их отношениями, я спокойна, когда они вместе.

Конечно, были и сложности в воспитании сына. Мне хотелось защитить его, построить вокруг стену. Но осознанная часть меня говорила, что он все равно будет жить в этой среде, будет ее частью. Я поняла, что единственное, что можно сделать – помочь ему обрести внутренний стержень. Я училась быть по-настоящему внимательной и заметила, что мой сын воспринимает все совершенно по-другому. Он говорит мне: "Мам, все люди меня любят! Все на меня смотрят и улыбаются. Наверно, потому что я красивый" (смеется). Я поняла, что не нужно проецировать на него свое видение, обострять ситуацию.

Характер у Жанали мягкий, добродушный, он очень доверчивый ребенок. Первое время мне хотелось, чтобы он был более закаленным, активным, ведущим. Но как оказалось, нет надобности делать его жестче. Я бы не смогла сделать это, не навредив его сущности. Моя задача как мамы – предоставить сыну возможности, благодаря которым он вырастет сильным, рассудительным, счастливым, здоровым человеком. В 20 лет он сможет принять любое решение – о переезде, о создании семьи. Я не хочу быть дополнительным рюкзаком в его жизни. Как-то я  спросила: "Каким ты хочешь быть?". На что он убедительно ответил, что хочет быть самостоятельным. Сейчас он умеет делать спагетти, варить гречку. Дальше у нас в планах научиться жарить картошку. Он убирает свою комнату и вещи безоговорочно. Мы с ним устраивали эксперимент, что будет, если вообще не убирать дома. Сначала ему было забавно, а потом он не выдержал и сам начал складывать вещи и выкидывать мусор.

Больше о новинках Thomas читайте тут:

Бывает так, что Жанали задает деликатные вопросы. Он спрашивал меня о своем отце, почему мы расстались. Мне удалось донести до него ту мысль, что наше расставание было взаимным выбором, никто никого не бросал, я приняла решение до того, как узнала, что жду ребенка. Я пообещала, что как только ему исполнится 10 лет, мы вместе поедем к отцу и Жанали сам сможет выбрать, кем они будут друг другу. Потом он спрашивал у меня, кто будет моим папой, будет ли новый человек в нашей семье. Сказал, что хочет братика или сестренку. Я спросила, как он отнесется к тому, если это будет ребенок из детского дома. Он очень спокойно воспринимает эту мысль.

О новых ценностях

Дети часто живут в ином мире, чем их родители. Но это не значит, что реальность для детей не существует. Она просто другая. Дети приписывают окружающим свойства, которые другим кажутся не характерными. Я в полной мере осознала это, когда родился мой сын. Жанали начал давать мне характеристику, которой мне хотелось и приходилось соответствовать, потому что я для него всегда самая лучшая, самая красивая, самая умная. То же самое в детстве я возложила на своих родителей. Я думала, что они будут обсуждать со мной книги, рассказывать мне истории. Но они просто проживали свою жизнь, ровно так, как могли, как умели. В отношениях с моим сыном я проанализировала свои отношения с родителями и постепенно пришла к позиции мамы-наблюдателя. Через своего ребенка я познаю себя. Я разбираю его ситуации без вмешательства, вижу, как вьется его мысль, создаются привычки, желания, образы. Невозможно заставить его быть мной, реализовать мои желания, мечты. Это его собственный мир, в котором свои порядки и они четко обоснованы. Вот такое оно – мое великое открытие.

С возрастом я начала понимать, что мне комфортно, когда я принимаю что-то как часть меня и разрешаю другому быть другим. Тогда все встает на свои места. Понятия "любовь" и "семья" необязательно должны выражаться в чем-то милом, в объятиях и нежности. Я позволила маме и папе быть собой, приняла их такими, какие они есть. Это и есть любовь. Нельзя ожидать от кого-либо других чувств, есть только те, что имеются. Принимать себя и другого – один из самых сложных процессов, потому что требуется уважение. Все наши страдания, все наши переживания, детские, родительские – это когда мы ожидаем, что человек будет соответствовать твоим внутренним ценностям и пониманию. Но это самообман, этого никогда не произойдет.

Да, мне так и не удалось выстроить с мамой теплых, традиционно душевных отношений, добиться взаимопонимания и потребности друг в друге. Но я перестала обвинять в этом кого-то. Мы прекрасно существуем на одной территории и эмоционально не зависим друг от друга. С папой мы дружим, он часто шутит надо мной в Facebook, забавно комментируя посты.

Благодаря ситуации с моими родителями я вижу особую важность в нашей тонкой связи с сыном. В какой бы ситуации он ни оказался, с какими бы людьми ни общался, я хочу, чтобы у него было достаточно внутренней силы, чтобы решить проблему, не бороться против нее, а именно решить. Найти свой вариант, который будет для него комфортным, понятным. С каждым годом я все больше понимаю, что мой сын – это  параллельная вселенная, мир, маленькая планета, которая находится рядом. Там происходят свои процессы, есть свои правила, жители. Я наблюдаю за ним, познаю себя, свои возможности, мы вместе раздвигаем границы и учимся воспринимать все как один большой эксперимент. Например, мой эксперимент с прической ему не сразу понравился. Он сказал: "Мама – ты лысая!  У всех мамы с длинными волосами". И тогда я объяснила ему, что всю жизнь мечтала так побриться и что у каждого, в том числе и у него, есть мечта. Я разрешаю себе то, от чего становлюсь счастливее. И он привел самое лучшее сравнение: "Мам, это ведь как прыгать на кровати. Тебе не разрешают, но тебе очень хочется и нравится". И ведь это действительно так.  

*Представляем экспериментальный проект "Какая Вы мама?". Совсем скоро мы познакомим вас с четырьмя героинями, которые представляют разные "типы" мам. Пожалуйста, проголосуйте за то описание и практику воспитания, которые близки вам по духу по ссылке.  В итоге вы не только поможете определить, каких мам у нас больше, но и получите возможность выиграть ценный и полезный приз от бренда Thomas.

Ровно через неделю встречайте историю Адель Оразалиновой.

"Я не ожидаю, что мои дети будут любить меня. Я хочу, чтобы они умели любить своих детей так же, как я их."