(из частной переписки)
Салима Дуйсекова – Валерии Ибраевой
… А ещё, Лера, приезжала ко мне кузина, одержимая предсвадебными хлопотами. Дочь её собралась под венец. И я помогала ей выбирать гардероб невесте, подарки сватам и прочий тойбастар. Умаялась, аки молодуха на покосе.
Хождение в ослепительный мир потребления даром не прошло, Валерия свет Валентиновна. Взглянула я окрест – и душа страданиями уязвлена стала. Задумалась я о природе вещей. Почти как Тит Лукреций Кар.
О природе плохих, безвкусно сделанных вещей.
Вот вам краткий список артефактов, больно поранивших моё эстетическое чувство. Итак:
Часы-ходики с бегающими вправо-влево кошачьими глазками. Плюшевый бенгальский тигр в натуральную величину, вальяжно возлежащий на спинке дивана. Синтетическое покрывало в розах, каждая величиной с капустный кочан. Кухонный фартук с голым мужским торсом.
Тряпичная кукла "Пакетница", внучка пресловутой ситцевой бабы на чайник. Внутрь неё, в полое тряпичное тулово, напихиваются целлофановые пакеты и по мере надобности, по одному, выпрастываются из-под подола её сарафана. Есть в этом жесте нечто акушерско-гинекологическое, вы не находите?
Ядовитых цветов фотонатюрморты из плодов, сваленных небрежной кучей. Такие, знаете, отпечатанные на гнусном шуршащем материале, ими любят украшать стены в "узбечках" и дунганских кафе. Художественное своеобразие и цимес этих композиций в том, что изображены на них не произрастающие в наших широтах волосатые и шипастые фрукты-овощи. И никогда не бывает лука репчатого обыкновенного.
Синтетические имитирующие вязание крючком скатерти и салфетки. Рамочки из ракушек и кораллов в виде сдвоенных сердечек. Люби меня, как я тебя.
Пейзажи, выжженные электроприбором "Русские узоры" на косом срезе от берёзового ствола. Самый популярный сюжет - одинокая сосна на вершине утёса и косяк журавлей в небе. И в том строю есть промежуток малый, быть может, это место для меня.
Занавески для ванн с прыгающими из морской пучины жизнерадостными дельфинами. Дизайнеры страсть как любят разрабатывать морскую тему – крючки в форме морских коньков, мочалки в форме рыбки, половички с морской рябью.
Искусственные цветы. Море, океан искусственных цветов. Из бумаги, ткани, пряжи, кожи, меха, пластика, металла, проволоки, бисера, целлулоида, из систем для инфузий, из куриных перьев, из чёрта лысого.
Пластиковые пальмы с жёсткими листьями (очень удобно для выкалывания глаз), ствол сделан из палки, обмотанной кокосовой копрой. Составляют гармоничный дуэт с бенгальским тигром.
Садовые фигурки, нежно любимые людьми, называющими себя ландшафтными дизайнерами: лягушки и жабы величиной с собаку, божьи коровки размером с пожилую черепаху, бородатые гномы с сапёрной лопатой через плечо, гавроши с растленными лицами, толкающие тачку.
А ещё лебеди с дивно изогнутыми шеями. И даже не просите продать вам одного. Не продадут. Только парами. Потому что над землёй летели лебеди солнечным днём, было им светло и радостно в небе вдвоём.
К лебедям можно прикупить пластмассовые кувшинки для романтического запускания в пластмассовый пруд. Полагается любоваться ими, как это делает младая дева с картины Крамского "Лунная ночь". Задумчиво облокотившись о спинку пластмассовой же скамейки.
Пластиковые (sic!) канделябры, раскрашенные под золото и серебро. Бамбуковые жардиньерки в виде трёхколёсного велосипеда. Насильственно состаренные фонари модели "летучая мышь". Аляповатые узкие скворечники, в которых не поселится ни один уважающий себя скворец.
Гобеленовые подушечки с буколическими сюжетами – гризетка, кокетливо изогнув стан, несёт корзинку с фруктами, а толстый пастушок в кюлотах играет на свирели.
Детские горшки в виде утёнка и мишек Гамми. Чайники в виде жирафа и свинки. Лопни мои глаза, Лера, если вру.
Пудовые шкатулки из материала, имитирующего малахит, внутри которых нет места для хранения чего бы то ни было. Всё пространство ушло в собственно стенки и вес.
Коряво сплетённые из лыка и лозы корзинки. Добродетельные хозяюшки должны хранить в них пряжу и спицы. Ну и что, что пряжа в них цепляется за заусенцы и запутывается, а спицы вываливаются в щели. Зато как торжествует дух Марты Стюарт!
Фетровые шляпы для сауны с дичайшими надписями - "Мачо", "Шикарный мужчина", "Котяра", "В бане веник дороже денег" и даже "Горячая штучка".
Ложка обувная с конской головой вместо ручки. Пододеяльники и наволочки детские с откормленным на убой Микки Маусом.
Помнится, ещё незабвенная мисс Марпл мечтала о "льняных простынях, льняных наволочках и нормальных столовых и кухонных скатертях, а не этих новомодных, с изображениями бананов, инжира или дрессированных собачек". Не забавно ли, что тоску престарелой девственницы по нормальному столовому белью вполне разделял бедолага Гумберт Гумберт?
Притворяющиеся куском газона коврики с надписью welcome и "добро пожаловать". Недавно только к ним добавились "қош келдіңіздер". Китайцы своё дело туго знают.
Кухонные аксессуары, нагло расписанные под гжель, хохлому и прочее федоскино.
Деревянные расчёски с надписью "Боровое". Сами расчёски хороши, никто не спорит, но зачем оповещать мир о позорном для чувствительных натур факте отдыха в Боровом?
"Оберег" для дома – небольшой веник из сорго с наклеенными фасолинами, гречей и горохом, всё помазано вонючим лаком. Цена - двести пятьдесят тенге в базарный день. Цыганки продают их в перерывах между мелким воровством и гаданием на картах. Навесив гирляндами на швабру.
Тапочки в виде кошачьих и собачьих морд. Лера, а вы не знаете, случайно, зачем люди хранят похищенные из гостиниц белые одноразовые тапочки, простодушно сберегаемые "для гостей"? Впрочем, в вопросе и ответ.
Кто ни разу не наворачивался в этих тапках на скользкий пол в ванной комнате отеля, тот не жил…
Когда-то, будучи юной максималисткой, я из идеи сопротивления мещанской пошлости поклялась никогда не заводить в своём доме такой глупый предмет, как ваза для цветов.
Под цветы я приспосабливаю посуду.
Ландыши ставлю в молочник. Незабудки в кувшинчик для зубочисток. Веточки с плодами физалиса в антикварный берберский чайник. Стебли душицы и пижмы коротко подрезаю и помещаю в супницу. У хризантем полностью отрезаю стебли, оставляю только сами головки и запускаю их плавать в узбекский керамический ляган, до краёв наполненный водой.
Но парадоксальным образом предмет, на который я наложила личный эстетический запрет, преследует меня всю жизнь. Порой выныривая в самых неожиданных местах.
Собирала я как-то материал для текста о смертной казни. И по величайшему блату мне устроили встречу с заключённым, живому на тот момент только благодаря вступившему в силу мораторию.
Вообразите мой страх и трепет, Лера. Прийти в узилище, будучи здоровой, благополучной, никем не преследуемой и ни к чему не приговорённой, и из вульгарного журналистского энтузиазма задавать досужие вопросы с целью препарирования душ человеческих. И, главное, кому задавать…
И там я увидела её. Она стояла на столе. Между мной и приговорённым.
Вазочка.
Неубиваемая, неистребимая вазочка.
Впервые я прочитала о ней у Ильфа и Петрова. Помните, "…повсюду стояли длинные, вытянутые в высоту и узкие вазочки для цветов с толстой стеклянной пяткой. Они походили на берцовую кость человека и вмещали только по одному цветку"?
Где только не встречала я этот удивительный по бесполезности артефакт.
В квартирах, покинутых предыдущими хозяевами и ещё не заселённых новыми. На лестничных площадках возле мешков с битым кафелем и штукатуркой. В строительном вагончике на Карашыганакском нефтяном месторождении и в туалете фешенебельного кафе в Париже.
Рядом с мусорными баками, где её ставят в сторонке с немым призывом – забирайте, кому надо, хорошая же вещь. На дне её, как правило, уютно валяются жёлтый окурок и трупики мух…
Вазочки влачат свою бесцветочную жизнь на пыльных подоконниках в умерших от безнадёги НИИ. В залах судебных заседаний, где надменно восседает в мантии на пять размеров больше "неподкупная" Фемида Урановна с неистовым татуажем бровей. На столах бухгалтерш в КСК и РЭУ. Бухгалтерши втыкают в них поролоновые розы на проволочных стеблях.
Вчера вечером кузина, утрамбовав покупки в пять огромных чемоданов, вытерла рукавом пот со лба, пригладила выбившиеся пряди волос, потянула воздух носом, как это делают счастливые люди, и с торжествующим видом вытянула из узкой картонной коробки то самое, уже смущённо тревожно угадываемое мною.
Похожее на берцовую кость человека.
И поставила на стол, любуясь произведённым эффектом.
- Вот. Это тебе. А то я смотрю, у тебя вазочки нет.