Ностальгия – это одна из лучших придумок человечества. Я уверена, что нет на свете человека, который бы не любил поностальгировать. Но обычно люди ностальгируют по своей молодости, по студенчеству, по лучшим временам, когда муж еще не начал изменять, а гречка была не такой дорогой. Так как молодость у меня проходит сейчас и мимо, а лучшие годы, я надеюсь, еще не наступили, я люблю ностальгировать по тому, чего никогда не знала – по девятнадцатому веку. Ну или по началу двадцатого. Или концу. По всему, чего я не застала. Но больше всего по девятнадцатому. Ностальгировать по девятнадцатому веку – это почти так же прекрасно, как представлять встречу с бывшим.
Я люблю девятнадцатый век за отсутствие любых технологий, связанных с общением. А именно за отсутствие интернета.
Да, конечно, без обезболивающих, лампочек и депилятора было трудновато. А вот без интернета лучше.
Когда тебе присылали сообщения, ты мог спокойно не отвечать на них никогда и не переживать о том, что возле них стоят синие галочки, как в Whatsapp, потому что эти сообщения были бумажными, назывались письмами и шли месяцами. Не нужно было моментально придумывать ответ. Ты мог годами сидеть и переписывать одно письмо, а твой собеседник на другом конце страны даже не подумал бы, что ты идиот или не хочешь ему отвечать. Он бы подумал, что ты, скорее всего, умер от чахотки.
Ты мог окончить школу и никогда больше не видеться с одноклассниками, потому что они бы не смогли добавить тебя в чат и посылать смешные картинки по ночам. Видеозвонков тоже не было, поэтому можно было знакомиться с человеком по переписке, и он бы думал, что ты красивая. Общение с друзьями, которые живут с тобой в одном городе, почти всегда было живым.
Если сейчас можно жить в одном городе, не видеться годами, но знать все о жизни друг друга, раньше бы такое не прокатило.
Все новости и сплетни проходили бы мимо тебя, если бы ты не выходил в свет. И знакомились тоже там, а не «приветкакдела» в Tinder. А еще танцы. Я очень люблю парные танцы. В девятнадцатом веке все знали танцы. Если сейчас я приду куда-то и захочу станцевать мазурку, вряд ли кто-то составит мне компанию. Вот как так жить?
Да, интернет облегчил нам жизнь во всем. И в плане общения тоже. Особенно это касается переездов. Мир стал маленьким. Я могу переехать на другой конец света и не заметить этого, потому что все мои друзья будут со мной в кармане 24 часа в сутки. Я могу отправлять им любые виды сообщений. Могу вести им прямые эфиры о своей жизни. Могу сидеть в баре и пить с ними по Skype. Но очень многого у меня никогда не будет. И тоже благодаря интернету.
У Ричарда Линнклейтера есть фильм «Перед рассветом». Его обожают все мои подруги, он постоянно мелькает в списках лучших и самых романтичных фильмов о любви. Сюжет в том, что двое встречаются в поезде, гуляют всю ночь, влюбляются, а потом расходятся и решают встретиться в том же месте через полгода. Я знаю, что у этого фильма есть продолжение и они, скорее всего, встретились. Или не встретились. Здесь возможны варианты.
И если бы они никогда больше не встретились, это было бы правдоподобно, потому что это были девяностые. Люди просто могли никогда больше не встретиться.
Они бы не добавили друг друга в друзья в Facebook. Не звонили бы по Skype. Не лайкали бы фотографии из вежливости в течение ближайших двадцати лет в Instagram. Они бы просто смирились и жили дальше, иногда вспоминая о своей утраченной несостоявшейся любви.
Я ненавижу этот фильм. Он напоминает мне о том, чего у меня никогда не будет. О том, о чем я могу только ностальгировать. Я могу поверить, что в меня когда-нибудь влюбится принц какого-нибудь неназванного европейского государства. Я могу поверить в то, что у меня будет любовь с первого взгляда и до гроба. Я даже могу поверить в то, что в меня ударит молния и у меня появятся суперспособности. Но я не могу поверить в то, что в двадцать первом веке возможно никогда больше не встретиться. Я очень хочу, но не могу.
Я хочу встретить человека, гулять с ним всю ночь, глупо расстаться, искать его и не найти, а потом случайно встретиться через десять лет на московском вокзале, но он уже женат, да и ладно. Я хочу писать длинные письма, отправлять их с гонцом, ждать ответа пять лет, и то, если повезет, и гонец не погибнет в дороге, потому что декабрь и метель. Я хочу носить многослойные платья и танцевать в них кадриль. Я хочу, чтобы мужчины стрелялись из-за меня на дуэли, а я падала в обморок не потому, что влюблена, а потому, что тугой корсет. Но потом я задумываюсь и понимаю, что у меня бы и в девятнадцатом веке ничего этого не было. Я была бы крепостной.