Мало кто знает, что у вас трое детей. Расскажете о них?
А что рассказывать? Как я рожала? (смеется) Старшей дочери 16. У меня три девочки – Аиша, София и Мария. Дети обращаются ко мне на вы, но при этом они мне доверяют. Я требую, чтобы они были конкурентоспособными, не ращу из них кисейных барышень. Верю, человек стоит на трех столпах, которые дают ему родители: гены, воспитание, образование. А четвертое, шлифовка – это личный пример. Для нас с братьями отец и мать – авторитет, учителя, инстанция, от которой мы принимаем критику и стараемся стать лучше. Люди, которым мы верим. У них нет критиканства или ненужного восхищения. Когда мама чему-то радуется, я знаю, что я правда что-то хорошо сделала. Это не просто потому, что она – моя мама. Вот эту нить воспитания я тяну из детства.
.jpeg)
Вы считаете, не стоит хвалить детей просто так?
Я детей хвалю, где-то поддерживаю, где-то помогаю – это нормально. Но беспочвенная похвала приводит к неконкурентоспособности. Домашний баловень выходит в общество, а жизнь такая – нужно быть сильным, уметь справляться с ситуацией. А баловень привык, что все хвалят. Появляется тщеславие и другие ненужные качества, которые могут и без нашего вмешательства появиться. Главное, чтобы у ребенка не было комплексов и чтобы он понимал, что трудом можно исправить многое. Что можно прийти к цели, если у тебя есть системность и правильный алгоритм.
Нас с братьями не баловали, никогда не покупали все, что мы захотим. Главная инвестиция была – в образование. Главное, чему мы научились: мы пытаемся стать лучше.
Много детей – это хорошо?
Детей должно быть как можно больше. Столько, сколько можете. У каждого ребенка своя судьба, несiбе. И детям хорошо, когда у них есть родные люди. Куда бы ты ни отправился, знаешь, что у тебя есть надежный тыл.
Кто для вас такой человек?
Вся семья. Мы друг за друга горой. Я могу среди ночи вылететь и глотку перегрызть обидчику, если надо. Один в поле не воин. Можно думать, что ты весь из себя полководец, но без единства ничего не выйдет. Моего старшего брата зовут Аскаром. Младший – Тимур. Он музыкант по второму образованию. У Тимура группа Project Zenit, они нам пишут музыку для показов. А так мы все юристы (смеется). Но грань творчества существует в каждом. Так получилось, что мы ее все-таки раскрыли.
Ваш отец был в свое время министром. Его статус чиновника высокого ранга как-то влиял на вас?
Это заслуга отца, что ему государство поручало тот или иной фронт работы. Мы не имели права вести себя так, словно это наши заслуги. Министр – не ты. Отец всегда был государственным служащим. И мы как-то всегда росли на виду. Нас учили, чтобы мы это не выпячивали. Тут заслуга мамы, наверное, потому что она больше занималась воспитанием. Мама вообще химик, но после защиты диссертации не продолжила работу. Как настоящая женщина-шея, посвятила себя нам. И папе. Потому что папа – это большая работа…
Мама любит говорить: «Хочешь покрасоваться, показать то, чего нет на самом деле? Иди окна помой». Зависимость от тряпок, украшений, name dropping вот этот у нас карался. Я вообще за старшим братом вещи донашивала. Узнала, что такое юбка, наверное, в классе 5-м или 6-м. Подумала: что за нелепая вещь?
Хотели быть похожей на мальчика?
Просто я росла с братьями. Мы жили в селе – оно называлось Ванновка, Тюлькубасский район. Смотрели за скотом, за Малефисентами этими крупнорогатыми. Куры, гуси, снег почистить во дворе. В штанах удобнее. Один раз наш скот потерялся. Мы исследовали все дворы и нашли баранов. Потому что каждого знали в лицо. Уж не знаю, почему. Имена им давали, например, миссис Хадсон. Не разрешали резать. Бараны у нас были как питомцы – мы с ними играли, выгуливали. Оборот был за счет ягнят, которых они приносили.
Чимкент для нас после этой сельской жизни был мегаполис. Как Нью-Йорк! Бабушки-дедушки жили там, мы ездили к ним на каникулы.
Как-то мы с братьями узнали, что есть такая фирма Adidas. Стали делать трафареты, чтобы печатать краской на футболках. У нас всегда выходило Abibas, потому что трафарет зеркалит надпись. А еще у нас с братом была условная линия, которая делила дом. Каждый убирал свою половину. Я мыла полы ровно до этой линии, выжимала тряпку и уходила. Брат меня уговаривал, чтобы я помыла и его часть. Обещал ручку сплести или Abibas сделать. Склонял на бартер каждый раз (смеется).
Расскажите теперь об Айнур-юристе.
Я школу в Швейцарии окончила, а поступать на юридический поехала в Алматы. Мне сказали: зачем тратить в вузе время на изучение права другой страны, которое ты не сможешь применить потом в Казахстане. Поэтому я поступила в КазГЮА. Там был мощный преподавательский состав, настоящие корифеи. Знания, которые мне дали тогда, актуальны по сей день. Потом были диссертации. Докторскую защитила пять лет назад в Российской Академии наук.
Я окончила вуз и чувствовала, что мне не хватает системной дисциплины. Хотелось поработать там, где есть режим. Так я начала стажировку в РОВД. Мне было интересно изучить эту сторону юриспруденции. Порох надо нюхать всегда самому. Это была стажировка-практика, с уголовными делами. Даже дедовщина light по отношению ко мне была. Ну это нормально. Отец говорил: «Отродясь у нас милиционеров не было, зачем туда пошла? Это неженская профессия»...
Но опыт работы в такой сфере помогает. Я люблю анализировать – слова, ситуации. Органы развивают аналитический склад ума.
У вас уже были два ребенка на тот момент. А как родители отреагировали на то, что дочь вышла замуж в 17?
Если говорить юридическими терминами, я вышла замуж в состоянии аффекта. Но я благодарна жизни за то, что это сделала и сегодня у меня есть три дочери. А родители немножко в шоке были. Потом бабушка сказала: «Она сама хочет замуж? Если да, отдавайте». И родители мне поверили. Нас готовили отвечать за решения, которые принимаем. Но на вид мне было не 17, а лет 40, не переживайте. Нормальная такая, крепкая, как кузетовец. У меня в школе была кличка Вышибала.
А вы самокритичная.
Благо, как говорил Нельсон Мандела, это когда не надо окружающим ничего доказывать. Если каждый сконцентрируется на самом себе, некогда будет устраивать ярмарки тщеславия и пускать друг другу пыль в глаза. И, может, тогда меньше станет людей, у которых как будто кислый лимон во рту. Вот у меня недавно на телепередаче спросили: «В чем Новый год встречать?» А я говорю: «Давайте так. Не в чем, а как. С чистой совестью, добрым сердцем и дорогими людьми. Какая разница, что надето?»
Вы сейчас как дизайнер одежды противоречите себе. Что значит, какая разница, что надето?
Мы отшельники от моды, у нас свой концепт. Я не скажу, что мы пионеры или что-то в этом роде. Мы просто делаем свое дело, рассказываем свою историю. Не конкурируем ни с кем (к тому же ниша high-end в Казахстане толком не занята) и не пытаемся ничего доказать. Мы есть. Мы получаем удовольствие от творчества.
А как насчет коммерческого компонента?
Fashion – это творчество, у которого есть свои нормы. Одно из правил: коллекция может называться коллекцией, если делается регулярно, столько раз в год, сколько нужно, если она выставлена в шоуруме. Доступна байерам со всего мира, которые ее заказывают для магазинов. Для этого должны быть контракты с фабриками. Поэтому у нас в Париже есть sales- и PR-агенты. Когда у тебя ателье и ты шьешь вещи, чтобы угодить сегодняшнему спросу, ты теряешь свою концепцию. Думаешь: а зачем мне делать то-то и то-то, меня клиенты не поймут. Я не говорю, что это плохо, но у моды есть закон, которому нужно следовать. Коллекция должна отшиваться, показываться и представляться в шоурумах.
"Париж сейчас уходит от гламура в реальность. Люди устали от фотошопленных ванильных лиц, приторных. Они хотят реальность. Вот поэтому мы сейчас с вами разговариваем – люди хотят историй".
Наш концепт: мы прикрываем наготу. Стараемся, чтобы это было стильно и практично. Не модно. Мода ведь выходит из моды. «Ты старомоден, вот расплата за то, что в моде был когда-то». Важно, чтобы было стильно. Чтобы одежда была вне времени. Купил одну куртку и носишь, пока не надоест. Ты можешь ее и по наследству передать, кожа красиво старится. Так же, как и человек. Не надо пытаться в 40 лет выглядеть на 20. Это нелепо.
Но вы в 35, тем не менее, выглядите младше.
Это субъективное мнение (смеется). Зато в 20 выглядела на 40. Видимо, компенсация пошла.
Итак, мода – это для удовольствия?
На Kazakhstan Fashion Week моя марка дебютировала в октябре 2013 года. Мне сказали: ты точно не играть сюда пришла? Я считаю, что когда что-то делаешь, надо делать либо хорошо, либо никак. Мне кажется, делаю хорошо. Но fashion все равно мое хобби. У меня есть основная работа. Я – топ-менеджер в энергетической компании.
На работу одеваетесь в черную кожу и тяжелые ботинки?
Раньше носила костюм-шалбар, юбку-карандаш. Классика жанра. А потом почувствовала – неудобно это.
Вам кажется, что ваши вещи за границей понимают лучше, чем в Казахстане?
Знаете, в Казахстане нас с каждым годом понимают больше. Конечно, в основном это представители эстрады или люди, которые профессионально занимаются модой. Но у нас есть и бизнесмены, и домохозяйки среди клиентов. Растем. Пусть нас называют как хотят – и ниндзя, и готами – чего только я не слышала за это время. Но мы же от таких слов не подурнели, да? Мы продолжали рассказывать свою историю и достучались.
Как вы считаете, нам как нации надо работать над своим вкусом?
О вкусах не спорят. Человек будет обладать вкусом, когда он поймет, кто он, зачем и почему. Если брать французов, Париж, то для них сфера fashion – экономический клондайк. Так что сравнение с Францией неуместно. На fashion влияют субкультуры, иконы стиля. Надо, чтобы они появились. Мне много что нравится, например, в собственной коллекции, но не значит, что все мне идет. Я познакомилась с дизайнерскими марками, когда в Швейцарии училась. Был, не скрою, короткий период неймдроппинга, когда неважно, как вещь на тебе сидит, лишь бы она была «версаче».
"Зачем прыгать из стороны в сторону и изменять своему стержню? Можно, конечно, листая фэшн-журналы, создавать франкенштейнов на продажу. Если ты на рынке, чтобы собрать франкенштейна и продать, что ж, это твое право. У нас другой путь. Пусть он очень сложный, мы по нему идем".
Меня вот что удивляет, если говорить о Казахстане. Этника – почему ее подают обязательно через вот такой большой орнамент? А если орнамента нет, это не казахское. Казахи – в первую очередь номады. Мы, например, создали образ неономадов. Используем натуральные кожу, мех, шелк, хлопок – все, что носили наши предки. Свободный крой – тоже от номадов, чтобы удобно было сидеть в седле. А орнаменты и на пирамидах были. И принадлежат цивилизации, а не конкретно казахам. Или вот принт на моей одежде – «Бұйырған кетпейдi» – тоже этника?
Надо делать то, о чем мечтаешь, не ища похвалы и не слушая колкостей. Тут, знаете, по Киркорову: «Если хочешь идти – иди».
Вот теперь просится в заголовок: жизнь по Киркорову. Кстати, а что за история с Киркоровым у вас была?
Я была в Москве, защищала диссертацию, когда у меня появилась мысль создать коллекцию. Пошла советоваться с подругой семьи. А она говорит: ой, никого не знаю, только Киркорова знаю. И позвонила ему. Киркоров говорит: «А я чем могу помочь? Я же не дизайнер. Может, она петь хочет? Тут я помогу. Все, что я могу сделать, это надеть ее вещи». А я говорю: «Никаких вещей нет, только идея». Не знаю, зачем мы ему позвонили. Но он так дружелюбно и участливо отвечал… У нас теперь есть шутка: в любой непонятной ситуации звони Киркорову (смеется).
Фото: Ирина Дмитровская