Никто никогда не видел ее праздной. Руки тети Саодат всегда были заняты. То лепили пельмени чучвара диаметром с двадцатикопеечную монетку, то толкли в ступке кориандр или зиру, то тянули и отбивали о разделочную доску лапшу для чозма-лагмана, и взвесь из муки радостно подпрыгивала в такт ударам, то потрошили молочные стручки юной фасоли, то выжимали из брусков баклажана бесполезную горечь, то резали тончайшими стружками тесто для нарына и рубили вареную конину для него же.
Или крошили баранью вырезку для мант острейшим ножом, и каждый кубик охлажденной в морозильнике мясной плоти с курдючным салом был ровно семь миллиметров в поперечнике. А еще раскатывали слоеные сочни для самсы, перебирали стебельки жусая для пирожковой начинки, смазывали маслом тончайшие пластины из крутого теста для ютансы, с булькающим стуком венчика о дно чаши взбивали яйца для чак-чака, с треском кололи грецкие орехи, стараясь сохранить половинки их в целости, деревянным молоточком отбивали и смягчали прожилки у капустных листьев – под голубцы, чистили вареные перепелиные яйца, заворачивали мелко провернутый свежайший фарш с крапинками молотой кинзы и паприки в пропаренные виноградные листья, безжалостно потрошили рыбу, отделяли зерна риса от плевел… Много у нее было дел.
Тесто для хвороста следует раскатать, пока не перестояло – иначе он не получится хрустким, потом с нажимом прокатить по желтому кругу колесиком с острым волнистым краем, оставляющим за собой резные ленточки, свернуть каждую в мягкий веночек, пока масло в казане дойдет до нужного градуса. Венок из теста надевается на скалку и послушно соскальзывает в раскаленную янтарную вязкость, откуда через мгновение выныривает с шипением – жарко! Готовый хворост бережно вынимается из огненной купели шумовкой и укладывается в таз, выстеленный бумагой. Здесь следует нанести последний штрих – припудрить золотистое плетение сахарной пыльцой.
Чечеточный стук ножа, мягкий шелест скалки, скрежет пестика о дно ступки, змеиное шипение масла, выталкивающего на поверхность обжаренные до янтарного блеска баурсаки, пирожки, брусочки чак-чака, дым, пар, жар, чарующие запахи снеди – тетя Саодат готовит ляган.
Узбекская мать семейства, живущего в махалле, обязана посещать все мероприятия, проводимые общиной. На праздник, будь это свадьба, бешик-той, суннат-той или обед по случаю возвращения паломника из хаджа, принято приходить со своим ляганом.
Это тщательно и любовно приготовленная снедь, уложенная в эмалированный таз, в керамический или жостовский поднос, плотно завернутый в скатерть.
Молодые женщины, снохи последнего призыва, недавно включившиеся в роевую жизнь общины, соревнуются в красоте и сложности приготовленных блюд и крахмальной белизне вышитых скатертей – махалля все видит, всему даст оценку. И если какая-нибудь молодка не приготовит ляган сама, а дешево и сердито наполнит его пирожными из ближайшей кондитерской, то будьте покойны, махалля и это примет, но запомнит. Женщины постарше, со сложившейся репутацией, уже ни с кем не соревнуются, их ляганы завернуты в опрятные, но выцветшие скатерки.
Золотое правило лягана – готовить как для себя, но гораздо лучше. Ляган – не гостинец, не одолжение, а личный паевой взнос в великий пир на весь мир. Это овеществленное представительство маленького семейного мирка женщины в большом мире махалли.
В обычной городской махалле живет до пятисот семейств. То есть на свадьбу средней руки приносят как минимум триста-четыреста ляганов. Отсюда раблезианское великолепие праздничного узбекского стола, вызывающего у залетного русоголового гостя из дальних краев оторопь и изумление – как хозяйка это все успела приготовить?
Презентуя ляган, женщина вправе рассчитывать, что примерно столько же принесут ей, когда придет ее пора задавать той.
Тетя Саодат родила пятерых детей. Сыновья: Фарух, Батыр, Закир, дочери Азиза и Наргиз. Не считая брезжущих вдали суннат-тоев, бешик-тоев и хадымкурхонов, тете Саодат предстояло прежде всего провести как минимум пять свадебных тоев. Именно во имя этой великой цели тетушка простояла полжизни у плиты, исправно поставляя свои ляганы на чужие столы.
Дети выросли. Фарух закончил военное училище, служил в Клайпеде и женился там на девушке с дивным именем Лайма. В голове тети название города и имя невестки еще долго менялись местами. Свадьба была гарнизонная.
Батыр, выпускник железнодорожного техникума, уехал на БАМ и прислал оттуда письмо, где сообщил, что его девушка Валя, мастер парашютного спорта, беременна. Свадьба была комсомольская, безалкогольная.
Самое крупное «несчастье» случилось с Закиром. Он стал кришнаитом и с благословения своего гуру махараджа закрасил пробор своей возлюбленной во Вриндаване (округ Матхура штат Уттар-Прадеш). Его избранницей стала девушка, сменившая честное крепкое сибирское имя Полина Огурцова на боговдохновенное Гокула Ранджана. На этой диковинной свадьбе на все лады распевали харераму, курили благовония и угощали гостей сугубо вегетарианскими яствами, умиротворяющими плоть.
Азиза стала челночницей, моталась за товаром в Турцию и в одной из поездок вышла замуж за владельца кожаного магазина – Кямран-бею нужен был свой человек в Южном Казахстане. Свадьба, надо полагать, была. Турецкая.
Младшая, красавица Наргиз, стала младшей женой одного из первых казахских олигархов. Никакой свадьбы не было.
Тетя Саодат погоревала, поплакала, состарилась, овдовела и вскоре умерла.
Так и не дождавшись ответных ляганов.
А на поминальный стол их приносить не принято.
Фото: Абдуазиз Мадьяров