Исповедь на comode.kz: "Шизофрения мне подарила талант"

Это очень странное ощущение. Как будто за одну ночь у тебя выросла голова дракона. Такая, знаете, с воспаленными глазами и ощетинившимся загривком. В одно далеко не прекрасное утро я вдруг ощутила свою болезнь. Причем не фигурально, а самым физиологическим образом. Мне было в то утро всего 30 лет, и до него я почти не бывала у врачей. А тут…

Мои собственные мысли неожиданно "заговорили", и эти голоса голова восприняла, как инородные тела. Ее трудно осудить, ведь столько лет болезнь пряталась в моем здоровом теле и ничем не выдавала себя. "Инородцы" спорили друг с другом, комментировали происходящее вокруг помимо моей воли и заинтересованности. Это было по-настоящему страшно! Животный, утробный ужас поселился внутри. Эти императивные голоса заставляли меня делать что-то, иногда слишком агрессивное или совсем отвратительное. Я могла, например, пинать любимую собаку, бросать в маму тарелки с горячей едой, выбрасывать с балкона вещи бойфренда, биться головой о раковину до серьезной крови. Просветление, правда, наступало быстро, но от этого становилось еще хуже. Что я творю?

Врачи, коих и в Алматы, и в Астане за первые месяцы болезни я посетила огромное количество, не могли сказать ничего вразумительного. Как, и главное -  откуда взялась эта болезнь? Говорили про эмоциональное перенапряжение, срыв, даже маниакально-депрессивный синдром. И до сути неврологи и психиатры дошли далеко не сразу.

К голосам добавились галлюцинации. К агрессии – беспричинная раздражительность и беспросветно-черная депрессия. Как ни странно, из нее меня вывел диагноз. Как только мне стало ясно, что со мной, с медицинской точки зрения, я будто просветлела. Ну, то есть в моем черном мире появились серые вкрапления. У меня периодически случались дезорганизация мышления и речи, обрыв мыслей, но я хотя бы понимала, что эти провокации имеют серьезное обоснование. Я больна. Я – шизофреничка.

С диагнозом я справилась относительно легко. Видимо, так намучилась неизвестностью, что мой помутненный разум воспринял его почти с благодарностью. А вот с собой справляться не всегда получалось. Я забывала элементарные вещи, искаженно воспринимала запахи и цвета – они часто казались мне чересчур яркими, удушающими. Но если днем я словно видела какой-то фильм наяву, то ночами жила в настоящих кошмарах.

Мой молодой человек не выдержал. Он не хотел больше возиться со мной. И откровенно боялся. Когда я видела эту волну страха в его глазах, мне становилось нестерпимо больно. Мне так хотелось, чтобы он обнял меня покрепче, успокоил, сказал что-то неправдоподобное, типа того, что я вылечусь, мы поженимся, родим здоровых детей и все будут счастливы. Но он не захотел бороться. Это чудовище – страх, поселившийся у него под ложечкой – уничтожило все чувства. Он ушел от меня. Именно в тот момент моя шизофрения, как в затертом анекдоте, начала прогрессировать. Я замкнулась в себе, месяцами не выходила из этого анабиоза. Забросила все: работу, друзей, общение. Хотя и одна находиться долго не могла – ведь я не была абсолютно сумасшедшей, и все же мне казалось, что я медленно и тяжело схожу с ума. Одна мама была рядом, терпела все мои выходки, кормила меня с ложечки и увещеваниями про то, что все будет хорошо. Но я ей не верила!

Однако мама оказалась упрямее меня. Она без устали разговаривала со мной, веселила всеми возможными способами, старалась создать мне настроение подарками и прогулками, следила за приемом лекарств (в то время я пила нейролептики и антидепрессанты). В стационаре я не лежала, поскольку врачи установили, что у меня так называемая рекуррентная шизофрения – то есть приступы случаются лишь периодически, и есть хорошие шансы если не на выздоровление, то на поддержание в стабильном состоянии.

Примерно через год после первого приступа маме удалось раздобыть денег и устроить меня на реабилитацию в хорошую немецкую клинику. Там меня лечили психосеансами, электросудорожной терапией и атипичными нейролептиками, обладающими метаболическим эффектом по отношению к тканям головного мозга. Улучшение моего состояния было бесспорным. Тогда мы много времени проводили с мамой за душевными разговорами. Из них я узнала, что лечение мне оплатил отец. Который оставил маму беременной. Которого я никогда не знала. И который был болен шизофренией.  Мама уверяла, что ему удалось не только оказаться к пятидесяти годам практически здоровым, но даже финансово и социально успешным. Его пример должен был вдохновить меня. Но я почему-то думала о нем только как о предателе.

После выписки из клиники друзья мамы помогли получить нам в Германии временный вид на жительство и устроить меня учиться на курсах при университете.

Однажды я показала маме тетрадь со своими рассказами. Мама очень удивилась, ведь раньше я никогда не испытывала тяги к сочинительству. А тут за две ночи написала сто пятьдесят страниц. Мама читала увлеченно, но по сложенным из мимических морщинок знакам я поняла, что она испугана. Я спросила, что ее так расстроило. Мама честно ответила - "слишком витиевато и абстрактно". Так я начала придумывать свой язык, создавать неологизмы и одной мне понятные образы.

Этот опыт меня заметно ободрил. Я поняла, что меня спасет творчество. И еще более неожиданно сменила вектор. Перестав выводить "витиеватые" буквы, я стала создавать цветные символы. Любви. Лжи. Радости. Отчаяния.

Я рисовала самозабвенно. Сначала на бумаге, потом мне захотелось более просторного полотна для самовыражения. Я вышла ночью с фонариком и расписала мелками кусок стены дома, где мы жили. Честно говоря, я боялась, что этот порыв соседи воспримут без понимания. А поскольку в Германии с порядком строго, я была готова следующей ночью так же тихонько ликвидировать следы своего "преступления". Но оказалось, что меня уже вычислили. И не кто-нибудь, а сосед-полицейский. Но, вопреки моим худшим ожиданиям, он дал мне дельный совет и еще более дельную рекомендацию. По совету я связалась с владельцами дома и спросила разрешения оставить свой рисунок (который, кстати, соседи восприняли на ура). А по рекомендации обратилась к родственнику полицейского, работавшему в городской службе по благоустройству.

Так я нашла свою сегодняшнюю работу. Я помогаю в оформлении стен городских домов. Откуда взялся этот талант во мне, я не имею ни малейшего понятия. Он появился так же внезапно, как и моя болезнь. Причем в сопровождении еще одной странной ноты – я как-то всегда чувствую, какие люди живут за теми стенами, что я разрисовываю – хорошие или злые, щедрые или скупые. И, в зависимости от этих ощущений, получаются рисунки – солнечные или тусклые. Впрочем, у меня ведь свое цвето- и светоощущение. Оно осталось странным, хотя приступов за прошедшие после лечения десять месяцев больше не было.

 Реальная работа нашей героини. Этот дом расположен в городе Кельн.

Видимо, "наградив" меня болезнью, небеса не забыли и подсластить пилюлю. Мой бонус оказался моим талантом. И моим призванием. Теперь я определилась с делом своей жизни. И знаю, чем буду заниматься, когда вернусь в Алматы. Тем более, молодой человек, который появился у меня совсем недавно, очень хочет побывать на моей родине.

Моя болезнь, как ни странно, научила меня главному – что бы ни случилось, не отчаиваться. Ведь отчаяние так губительно для ростков надежды.